Одинокий Человек в одежде странника, вступает под свод ледяного зала. Тень опускается на Него, словно желая поглотить. Холод пронзает острым копьем. Мудрый взгляд Странника скользит по сводам, стенам и полу. Тот знает зачем пришел, Человек быстрыми широкими шагами направляется к противоположенному концу зала. Дрожь в очередной раз посещает плохо одетое тело. Зал, решил выразить недовольство по поводу Чужака колючим ветром. Сталагмит, чуть выше колена, торчит у самой стены. Внутри что-то темное. Какое-то сумасшедшее, но ясное решение, накрепко схватило страх в голове. Кисти хватают ледышку у самого основания. Мышцы на руках напрягаются, и треск разрывает струну тишины. Острые осколки осыпаются на пол. В небольшом углублении покоится маленький железный шарик. Острая боль пронзает замерзающее тело, когда на ладони попадает замерзшая железка. Человек аккуратно выносит шар и возвращается. И снова неимоверные усилия и в руке другой шарик раньше бывший в заточении мертвого льда.
Боль посещает ладони Человека с каждым спасенным шариком. Кисть руки напрягается, сдерживая желание бросить обжигающее железо. Руки уже покраснели, как впрочем, и прекрасное, спокойное лицо. Он уже даже не пытается согреться, лишь ходит от выхода к ледышкам и обратно. Холод безжалостно кусает открытые участки кожи.
Иней покрывает брови и ресницы. Из потрескавшихся кровоточащих губ валит пар, от еще теплого, но прерывистого и тяжелого дыхания. Стук зубов навсегда слился с тишиной зала. Тело непрерывно дрожит, стараясь сохранить остатки тепла. Изрезанные о лед, кровоточащие руки вновь ложатся на сталагмит. Капля крови алого цвета, медленно, словно не по своему желанию, скатывается к кончику среднего пальца и срывается на прозрачный лед. Следом другая обагряет пол. Слезы катятся по щекам и летят на острые, бесчувственные осколки под ногами.
Замерзшие ноги подкашиваются, и Он падает, разбивая в кровь колени и руки. Вопль от самого сердца, разрывая пространство и время, вонзается в потолок. Боль в боку дала испытать, каково это иметь колото-резанную рану. Ледяной клинок, вонзившийся в тело Странника, сломался у основания, теперь не вытащить. Тело отказывается двигаться от усталости. Лишь мощный порыв воли, отрывает стонущий тлен от пола. Он поднимается, но не для того чтобы жить, а для того, чтоб закончить, что начал.
Остался всего один пленник. Всего один. И ради одного маленького шарика, вмерзшего в лед, настолько, что невозможно различить очертания, Он остался. Шаг – боль, разливавшаяся по всему, еще не отмершему телу. Второй шаг – боль внутри, заглушала удары сердца. Третий шаг – кашель парализует все чувства, с каждым спазмом новая боль. Хочется убежать... Слезы оставляли бороздки на замерзших щеках. Но не боль отражается в поверхности слезы, а любовь, милость, сострадание. Силы покидали Спасителя.
Ледяная тюрьма встает перед Ним, бросает вызов, онемевшим рукам и трясущемуся телу. Крик ненависти отбрасывает назад усталость и сомнения. Впившись руками в острый конец, Странник кричал. Нельзя подобрать описание, тем страданиям, что приходится переживать странному Человеку. Он сжимает зубы, чтоб не расходовать драгоценные силы на крик. Лишь слезы и дрожь.
Лед поддается плохо, но упорству и терпению Человека, можно позавидовать! Сеточка мелких трещинок покрывает поверхность сталагмита. Но треск продолжает раздаваться вокруг. Вся ледяная комната гудела, грозя вот-вот сломаться. Зал требует крови, трещит и сотрясается. Но работа еще не закончена.
Столпившиеся спасенные шарики наблюдают за действиями неизвестного им Человека. Как спасает один единственный шарик, не жалея Себя. Наблюдают и ожидают.
Спаситель боялся вздохнуть, из-за боли в легких. Кисти рук уже не могли ломать лед, в ход идут локти. Ноги не выдержали такого напряжения и подкосились. Громкий треск разнесся по залу. Трещины в полу проступили явственней.
Когда потолок в конце зала падал вниз, разбивая пол, погружался в воду. Он держал в окровавленной ладони, дрожащий шарик. Лед зашатался, Человек прижал спасенного к груди, и пополз к выходу. Слезы на его глазах, говорят о боли, а улыбка на исковерканном лице о необъяснимом счастье! Но тюрьма, рассерженная, растревоженная, опустошенная и разбитая не хочет отпускать виновника. Зал издает громкий рык, и трещины покрывают весь пол и потолок. Плиты раздвигаются и шатаются, наезжают друг на друга и крошатся. Обезумевший зал ходит ходуном, рушится потолок и пол. Странник, осторожно подтолкнул к выходу последнего, и тот покатился.
- Я вас люблю, любите также друг друга! – крикнул Спаситель, исчезая под водой.
Ледяная тюрьма рухнула. Стены, пол и потолок… И над спасенными загорелось яркое солнце посреди беспредельного чистого неба.
Тепло коснулось шариков, и они изменились. Железо стало платиной! А о Спасителе не напоминало ничего, кроме Его крови на поверхности платины и последних слов, сказанных Им, многократным эхом звучащих в сердах.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Поэзия : 1) "Красавица и Чудовище" 2002г. - Сергей Дегтярь Это первое признание в любви по поводу праздника 8 марта Ирине Григорьевой. Я её не знал, но влюбился в её образ. Я считал себя самым серым человеком, не стоящим даже мечтать о прекрасной красивой девушке, но, я постепенно набирался смелости. Будучи очень закомплексованным человеком, я считал, что не стою никакого внимания с её стороны. Кто я такой? Я считал себя ничего не значащим в жизни. Если у пятидесятников было серьёзное благоговейное отношение к вере в Бога, то у харизматов, к которым я примкнул, было лишь высокомерие и гордость в связи с занимаемым положением в Боге, так что они даже, казалось, кичились и выставлялись перед людьми показыванием своего высокомерия. Я чувствовал себя среди них, как изгой, как недоделанный. Они, казалось все были святыми в отличие от меня. Я же всегда был в трепете перед святым Богом и мне было чуждо видеть в церкви крутых без комплексов греховности людей. Ирина Григорьева хотя и была харизматичной, но скромность её была всем очевидна. Она не была похожа на других. Но, видимо, я ошибался и закрывал на это глаза. Я боялся подойти к красивой и умной девушке, поэтому я общался с ней только на бумаге. Так родилось моё первое признание в любви Ирине. Я надеялся, что обращу её внимание на себя, но, как показала в дальнейшем жизнь - я напрасно строил несбыточные надежды. Это была моя платоническая любовь.
